Гудок «философского парохода»

Элита — это очень немногочисленная группа людей, отнюдь не целиком совпадающая с теми, кто живет за высокими зелеными заборами Рублево-Успенского шоссе. Иногда достаточно падения одного самолета, чтобы цвет нации уменьшился в размере более чем наполовину. Или двух пароходов, чтобы нация осталась обезглавленной и потому одичавшей.

90 лет назад первый из «философских пароходов» — OberbürgermeisterHaken— отбыл из Петрограда в Штеттин. За ним — пароход Preussen. Затем — отдельные высылки (кое-кого транспортировали, например, и в Туркестан). Советская власть «вегетариански», отправляя в изгнание за границу, избавлялась от тех, кто ей был чужд. А это скороговорка, от которой перехватывает дыхание, — Айхенвальд, Бердяев, Бруцкус, Вышеславцев, Евреинов, Замятин, Зворыкин, Изгоев, Ильин, Карсавин, Кизеветтер, Лосский, Сорокин, Степун, Трубецкой, Франк… Философы, экономисты, юристы, агрономы, физики, медики, промышленники.

А все потому, что только один человек, только одно всесильное, потому что единственно верное, учение могли доминировать в стране, как альфа-самец в стае. В «Высокой болезни», где Борис Пастернак описывал выступление Ленина на IXсъезде Советов в декабре 1921 года, о вожде, инициаторе «философского судостроения», сказано: «Он управлял теченьем мыслей / И только потому — страной». Потом вслед за пароходом исчез и Ленин под пророческие последние строки той же поэмы: «И гнетом мстит за свой уход».

Вся интеллектуальная история России, в том числе, увы, и нынешняя, особенно после законодательных новаций, официально провозглашающих политику изоляционизма, — это сплошное «философское судостроение». Любая единоличная власть так и норовит запустить какой-нибудь кораблик с невозвращенцами.

Николаю Бердяеву тогда, 90 лет назад, сказали: «В Кремле надеются, что, попав в Западную Европу, вы поймете, на чьей стороне правда». Именно это сегодняшний Кремль пытается доказать тем, кто сомневается в его абсолютной правоте. А пассажиры парохода боялись другого — того же, чего опасаются нынешние невозвращенцы, в том числе из «болотных» мальчиков и девочек. У того же Бердяева в «Самопознании»: «Когда мы переехали по морю советскую границу, то было такое чувство, что мы в безопасности, до этой границы никто не был уверен, что его не вернут обратно».

Эта дилемма — или в тюрьму, или вон из страны — доминировала в России десятилетиями, если не веками, превратившись в одну из основных ее поведенческих матриц. И стала причиной неэффективности — политики, экономики, социальной жизни.

Утечка мозгов насильственная, как и 90 лет назад, как и в позднесоветские годы, дополнялась эмиграцией экономической. Нынешний «вельветовый» период вольного выбора места жительства по «колбасным» мотивам легко может смениться в ближайшее же время тенденцией изгнания неугодных и недовольных. Собственно, в речах лейб-публицистов, обслуживающих двор, эта мысль звучит уже давно: не нравится страна — валите отсюда.

А что делать, если страна нравится, притом что власть не нравится? Может быть, лучше им организовать свой нефилософский пароход, свою большую яхту (можно взять напрокат у Абрамовича) и отплыть туда, где у них счета, дома, собственность, жены, дети, вечеринки, шопинги. А мы, наоборот, останемся здесь, и уже перестанем бояться — тюрьмы и сумы?

Андрей Колесников