alt_sarepta в САРЕПТА В 1918 ГОДУ: НАЧАЛО ТЕРРОРАНемецкая колония Сарепта, до середины 1918 года была тихим местечком, патриархальный уклад которого за 150 лет существования был нарушен только посещением его Пугачевым в 1774 году и пожаром 1823 года, когда сгорело 2/3 колонии. Ее жители не интересовались политикой, события 1905-07гг. вообще обошли Сарепту стороной, а 1917 год ознаменовался только небольшой демонстрацией протеста против июльского выступления большевиков и уничтожением погребов знаменитого сарептского бальзама, дабы отвратить соблазн от разгоряченных февральской революцией умов сограждан.
Однако, середина 1918 года стала своеобразной точкой отсчета «нового времени», закончившегося голодом 1932-33гг., репрессиями 1937-го и депортацией 1941 года.
Источником для изучения этой темы служат недавно ставшие доступными дневники Рихарда Лореца, руководителя сарептского церковного хора, в 1922 году эмигрировавшего в Германию, где в начале 30-х годов и были записаны воспоминания.
В начале августа 1918 года Черноярский уездный исполком ввиду наступления белых принял решение о переводе уездных органов власти в Сарепту.
«Они обратились в Сарепту с предложением освободить дом братьев, который к тому времени уже имел жильцов, чтобы там могло разместиться уездное начальство, - пишет Лорец, - Понятно, что Сарепта с благодарностью отказалась и посчитала этот вопрос решенным, т.к. никто не думал о каком-либо принуждении». Однако, уездные органы власти не обратили на отказ внимания. Был конфискован не только дом братьев, но и еще два самых больших здания. Жильцам было дано два часа на выселение. За те две недели, что Сарепта была уездным центром, новая власть успела установить комендантский час и объявить о сдаче оружия, фотоаппаратов, труб подзорных и оперных биноклей. У местных жителей для уездных учреждений были отобраны столы, стулья и шкафы.
16-18 августа части генерала Краснова вышли к Волге в районе Сарепты. 10-я Армия отбила наступление белых, штаб ее во главе с Якимом Щаденко, был передислоцирован в Сарепту.
Уездное начальство было погружено на баржу и отправлено в Черный Яр. «Все вздохнули с облегчением, однако, черт был изгнан Вельзевулом», - так впоследствии комментировал эти события Лорец.
Уже через несколько дней, жители колонии могли прочитать первый указ военных: «По приказанию Народного комиссара Сталина предписывается всем жителям села Сарепта на 23-е августа к 9-ти часам утра предоставить лошадей, тачки, пролетки, тачанки для реквизиции к зданию штаба формирования».
[Spoiler (click to open)]Однако, середина 1918 года стала своеобразной точкой отсчета «нового времени», закончившегося голодом 1932-33гг., репрессиями 1937-го и депортацией 1941 года.
Источником для изучения этой темы служат недавно ставшие доступными дневники Рихарда Лореца, руководителя сарептского церковного хора, в 1922 году эмигрировавшего в Германию, где в начале 30-х годов и были записаны воспоминания.
В начале августа 1918 года Черноярский уездный исполком ввиду наступления белых принял решение о переводе уездных органов власти в Сарепту.
«Они обратились в Сарепту с предложением освободить дом братьев, который к тому времени уже имел жильцов, чтобы там могло разместиться уездное начальство, - пишет Лорец, - Понятно, что Сарепта с благодарностью отказалась и посчитала этот вопрос решенным, т.к. никто не думал о каком-либо принуждении». Однако, уездные органы власти не обратили на отказ внимания. Был конфискован не только дом братьев, но и еще два самых больших здания. Жильцам было дано два часа на выселение. За те две недели, что Сарепта была уездным центром, новая власть успела установить комендантский час и объявить о сдаче оружия, фотоаппаратов, труб подзорных и оперных биноклей. У местных жителей для уездных учреждений были отобраны столы, стулья и шкафы.
16-18 августа части генерала Краснова вышли к Волге в районе Сарепты. 10-я Армия отбила наступление белых, штаб ее во главе с Якимом Щаденко, был передислоцирован в Сарепту.
Уездное начальство было погружено на баржу и отправлено в Черный Яр. «Все вздохнули с облегчением, однако, черт был изгнан Вельзевулом», - так впоследствии комментировал эти события Лорец.
Уже через несколько дней, жители колонии могли прочитать первый указ военных: «По приказанию Народного комиссара Сталина предписывается всем жителям села Сарепта на 23-е августа к 9-ти часам утра предоставить лошадей, тачки, пролетки, тачанки для реквизиции к зданию штаба формирования».
Членом «Исполкома Волсовета» было переписано все движимое имущество состоятельных жителей колонии. «Идут толки о том, как будет поступлено с этим имуществом, - писала царицынская газета «Борьба», - ранее реквизированное имущество раздавали сельской и беженской бедноте».
Позднее, после взятия Царицына Добровольческой армией, местный «Голос Руси» дополнил эту картину: «Большевики действовали в Сарепте по коммунистическому принципу – «грабь награбленное!». Ими были ограблены до последней нитки лесопромышленник Рудаков, горчичный фабрикант Глич, владелец мельницы Бауэр, доктор Шуберт и другие лица. Причем доктор Шуберт, уважаемый и немецким и русским населением, был так ограблен, что после ограбления пришел к Пастеру Юргенсу буквально в одном переднике.
Во время своего пребывания в Сарепте большевики сообщили о том, чтобы жители несли в волостное управление все золотые и серебряные вещи, угрожая в случае сокрытия таковых расстрелом. Многие, конечно, несли и взамен вещей получали квитанции за подписью члена военно-революционных формирований товарища Щаденко».
Комбед, выполняя указание Сталина о монополии хлебной торговли, конфисковал всю муку и потом стал выдавать по 7,5 фунта в месяц на едока. «У одной семьи, - пишет Лорец, - обыск длился три дня, нагружались и отправляли целые подводы с мебелью, припасами, одеждой, бельем. В конце концов это стало безразлично и люди равнодушно смотрели, как каждый день у них уносят что-нибудь из их имущества. Так, например, я продолжал спокойно заниматься своими делами, когда несколько мужчин выносили мое пианино. Из-за грабежей, в народе ходила шутка к слову «товарищи», красных стали называть «товар ищи», что означает «искатели товаров», или выражаясь на правильном немецком – жулики, грабители».
К этому добавились принудительные работы. «Непролетариев» направляли подметать улицы, разгружать вагоны, закапывать мертвых. Девушки чистили лазареты, мыли полы в штабе, убирали картофель на полях, разгружали баржи.
Железный порядок, установленный военными в Сарепте, позже был оценен армейской газетой «Солдат революции» в заметке «Берите пример с сарептян»: « На тракте Царицын – Владимировка много убитых лошадей. А вот в колонии Сарепта спустя неделю после ухода кадетов по приказанию Сарептского Совдепа сарептянами в течение 3-х дней были убраны и сожжены все трупы лошадей».
Военные обладали в Сарепте полной властью. Они могли, например, как в ноябре 1918 года, запретить перевыборы местного Совета. Конечно, не все хотели мириться с подобным положением. Но для недовольных существовал особый отдел. Чекисты разместились в бывшем пасторате, славящемся своими крепкими подвалами. В «Солдате революции» под рубрикой «Красный террор» среди расстрелянных мы встречаем Комара Павла Самсоновича, кличка «Угрюмый», бывшего сотрудника Сарептского охранного отделения. По свидетельству «Голоса Руси» расстрелы производились во дворе пастората, причем в Сарептскую чрезвычайку поступали для расстрела военнопленные офицеры из Заволжья, а священники и другие лица со станций Котельниково и Ремонтная. Расстрелы производились на берегу Волги за немецким кладбищем. Палачами были два начальника карательных отрядов – Смусев из Светлого Яра и Пашутин со станции Каменской. «По словам Смусева, - пишет «Голос Руси», - он сам, лично, за немецким кладбищем расстрелял 200 офицеров».
«Вернувшиеся описывали потом их постоянный страх смерти, - вспоминает Рихард Лорец, - так как каждое утро многих из них вызывали на суд, после которого многих расстреливали. Месяц или более, каждый из них думал лишь об одном: когда наступит твоя очередь? Никто не рассчитывал кормить пленных, об этом должны были заботиться близкие. Те же, у кого таковых не было, получали пищу от тех, кому регулярно приносили из дома передачи с едой, иначе они бы умерли с голода. Каждый вечер около 23 часов я слышал выстрелы во дворе пастората, у склона гор на берегу Волги».
Сарепта стала своеобразным центром, откуда карательные отряды наводили ужас на весь уезд. Вот как это происходило в селе Солодники после объявления о мобилизации в Красную Армию, по воспоминаниям участников этих событий.
«Контрэсеры собрали большое собрание. Эсер Протопопов Н.Н. сказал всему собранию: «Господа старики, нам нужно создать самооборону против Красной Гвардии, ибо она разорит население». Но тогда товарищ Годунов В.Г., как ярый большевик вскочил и сказал: «Товарищи, не нужно нам создавать самооборону и не нужно слушать этих золотопогонников и торгашей». Товарищ Годунов в ту же минуту был стащен разъяренными социал-эсерами и его начали избивать, но большевики кинулись на толпу и пошла драка и шум на все село, а разъяренная контра шумела: «Бейте большевиков!». Но большевики стали показывать наган и бомбы и сход стал разбегаться. Большевики же шумели: «Долой исполнительный комитет!», «Душители революции!». В село был вызван карательный отряд из Сарепты. «По прибытии в Солодники, - вспоминал Иван Ходырев, политкомиссар ВЧК, - мы увидели рукопашно-дубиночный бой солодниковских большевиков с контрреволюционерами. Мы дали пулеметную очередь и большинство людей разбежалось». Эсеровская организация была разгромлена и расстреляна Сарептским штабом армии.
Аналогичную картину «революционного произвола» рисует безымянный корреспондент «Борьбы»: «В ответ на политический террор (был убит партийный секретарь) Сарептский штаб формирования сейчас же послал в село Цацу карательный отряд. С кулаков была взята контрибуция, все их вещи конфискованы. Их самих подвергли аресту, а семьи выселили из богатых квартир в обмазанные лачужки.
Попы, а их было трое, и священнослужители перевелись в Цаце совершенно. Старшего из них за контрреволюционные «проделки» расстреляли. А других (священника, дьякона, церковного служителя) зарубили шашками жлобинские кавалеристы по недоразумению. Они собирали по деревне хлеб, а ворвавшаяся кавалерия подумала, что везут хлеб кадетам». И далее делается циничный вывод: «Однако, в общем и этот прискорбный инцидент послужит на пользу революции: меньше у нас будет тунеядцев».
«Жизнь человека стоила для власть имущих не больше, чем жизнь старой кошки», - заключил Лорец.
17 января 1919 года после тяжелых боев Сарепта была взята белоказаками. Хозяева дома, в котором штаб 10-й армии устраивал банкет по случаю посещения колонии председателем РВС Республики Троцким Л.Д. были… оштрафованы! Кстати, продукты для того банкета были конфискованы красноармейцами у сарептян. Естественно, без согласия последних.
Позднее, после взятия Царицына Добровольческой армией, местный «Голос Руси» дополнил эту картину: «Большевики действовали в Сарепте по коммунистическому принципу – «грабь награбленное!». Ими были ограблены до последней нитки лесопромышленник Рудаков, горчичный фабрикант Глич, владелец мельницы Бауэр, доктор Шуберт и другие лица. Причем доктор Шуберт, уважаемый и немецким и русским населением, был так ограблен, что после ограбления пришел к Пастеру Юргенсу буквально в одном переднике.
Во время своего пребывания в Сарепте большевики сообщили о том, чтобы жители несли в волостное управление все золотые и серебряные вещи, угрожая в случае сокрытия таковых расстрелом. Многие, конечно, несли и взамен вещей получали квитанции за подписью члена военно-революционных формирований товарища Щаденко».
Комбед, выполняя указание Сталина о монополии хлебной торговли, конфисковал всю муку и потом стал выдавать по 7,5 фунта в месяц на едока. «У одной семьи, - пишет Лорец, - обыск длился три дня, нагружались и отправляли целые подводы с мебелью, припасами, одеждой, бельем. В конце концов это стало безразлично и люди равнодушно смотрели, как каждый день у них уносят что-нибудь из их имущества. Так, например, я продолжал спокойно заниматься своими делами, когда несколько мужчин выносили мое пианино. Из-за грабежей, в народе ходила шутка к слову «товарищи», красных стали называть «товар ищи», что означает «искатели товаров», или выражаясь на правильном немецком – жулики, грабители».
К этому добавились принудительные работы. «Непролетариев» направляли подметать улицы, разгружать вагоны, закапывать мертвых. Девушки чистили лазареты, мыли полы в штабе, убирали картофель на полях, разгружали баржи.
Железный порядок, установленный военными в Сарепте, позже был оценен армейской газетой «Солдат революции» в заметке «Берите пример с сарептян»: « На тракте Царицын – Владимировка много убитых лошадей. А вот в колонии Сарепта спустя неделю после ухода кадетов по приказанию Сарептского Совдепа сарептянами в течение 3-х дней были убраны и сожжены все трупы лошадей».
Военные обладали в Сарепте полной властью. Они могли, например, как в ноябре 1918 года, запретить перевыборы местного Совета. Конечно, не все хотели мириться с подобным положением. Но для недовольных существовал особый отдел. Чекисты разместились в бывшем пасторате, славящемся своими крепкими подвалами. В «Солдате революции» под рубрикой «Красный террор» среди расстрелянных мы встречаем Комара Павла Самсоновича, кличка «Угрюмый», бывшего сотрудника Сарептского охранного отделения. По свидетельству «Голоса Руси» расстрелы производились во дворе пастората, причем в Сарептскую чрезвычайку поступали для расстрела военнопленные офицеры из Заволжья, а священники и другие лица со станций Котельниково и Ремонтная. Расстрелы производились на берегу Волги за немецким кладбищем. Палачами были два начальника карательных отрядов – Смусев из Светлого Яра и Пашутин со станции Каменской. «По словам Смусева, - пишет «Голос Руси», - он сам, лично, за немецким кладбищем расстрелял 200 офицеров».
«Вернувшиеся описывали потом их постоянный страх смерти, - вспоминает Рихард Лорец, - так как каждое утро многих из них вызывали на суд, после которого многих расстреливали. Месяц или более, каждый из них думал лишь об одном: когда наступит твоя очередь? Никто не рассчитывал кормить пленных, об этом должны были заботиться близкие. Те же, у кого таковых не было, получали пищу от тех, кому регулярно приносили из дома передачи с едой, иначе они бы умерли с голода. Каждый вечер около 23 часов я слышал выстрелы во дворе пастората, у склона гор на берегу Волги».
Сарепта стала своеобразным центром, откуда карательные отряды наводили ужас на весь уезд. Вот как это происходило в селе Солодники после объявления о мобилизации в Красную Армию, по воспоминаниям участников этих событий.
«Контрэсеры собрали большое собрание. Эсер Протопопов Н.Н. сказал всему собранию: «Господа старики, нам нужно создать самооборону против Красной Гвардии, ибо она разорит население». Но тогда товарищ Годунов В.Г., как ярый большевик вскочил и сказал: «Товарищи, не нужно нам создавать самооборону и не нужно слушать этих золотопогонников и торгашей». Товарищ Годунов в ту же минуту был стащен разъяренными социал-эсерами и его начали избивать, но большевики кинулись на толпу и пошла драка и шум на все село, а разъяренная контра шумела: «Бейте большевиков!». Но большевики стали показывать наган и бомбы и сход стал разбегаться. Большевики же шумели: «Долой исполнительный комитет!», «Душители революции!». В село был вызван карательный отряд из Сарепты. «По прибытии в Солодники, - вспоминал Иван Ходырев, политкомиссар ВЧК, - мы увидели рукопашно-дубиночный бой солодниковских большевиков с контрреволюционерами. Мы дали пулеметную очередь и большинство людей разбежалось». Эсеровская организация была разгромлена и расстреляна Сарептским штабом армии.
Аналогичную картину «революционного произвола» рисует безымянный корреспондент «Борьбы»: «В ответ на политический террор (был убит партийный секретарь) Сарептский штаб формирования сейчас же послал в село Цацу карательный отряд. С кулаков была взята контрибуция, все их вещи конфискованы. Их самих подвергли аресту, а семьи выселили из богатых квартир в обмазанные лачужки.
Попы, а их было трое, и священнослужители перевелись в Цаце совершенно. Старшего из них за контрреволюционные «проделки» расстреляли. А других (священника, дьякона, церковного служителя) зарубили шашками жлобинские кавалеристы по недоразумению. Они собирали по деревне хлеб, а ворвавшаяся кавалерия подумала, что везут хлеб кадетам». И далее делается циничный вывод: «Однако, в общем и этот прискорбный инцидент послужит на пользу революции: меньше у нас будет тунеядцев».
«Жизнь человека стоила для власть имущих не больше, чем жизнь старой кошки», - заключил Лорец.
17 января 1919 года после тяжелых боев Сарепта была взята белоказаками. Хозяева дома, в котором штаб 10-й армии устраивал банкет по случаю посещения колонии председателем РВС Республики Троцким Л.Д. были… оштрафованы! Кстати, продукты для того банкета были конфискованы красноармейцами у сарептян. Естественно, без согласия последних.
Journal information