«НЕ ПРИСТАЛО НАМ ОБРЕЧЁННО ОТДАВАТЬСЯ ПОТЕРЕ СВОЕГО ЛИЦА»
Из статьи А.И. Солженицына «Россия в обвале»
«Россия в обвале» – последняя большая (двухсотстраничная) статья Солженицына – проявила его главный дар: собирать и выражать боль всего народа. Так же было с «Архипелагом», составленным из сотен голосов. Так же – с «Красным Колесом», последние главы которого напитаны болью до того, что их трудно читать. Вспоминая свой молчаливый арест, Солженицын писал в «Архипелаге»: «Смутно чудится мне, что когда-нибудь закричу я двумстам миллионам...», и главные его вещи все – крик боли, не его личный, а наш общий.
Приближаясь к столетию страшной даты – 1917 – мы не можем не оглядываться назад. Но чем старательнее мы смотрим в минувшее столетие, тем сильнее ощущаем боль, постепенно входящую в самую глубину сердца. И хочется закрыться, защититься от нее или полным отвержением прошлого, или мифотворчеством, стремлением устроить из того, что было, объективированный, безоценочный, причесанный «микс». Вот только ведут эти пути все дальше в тупик. Поэтому так важно сегодня услышать то главное, что говорит Солженицын: услышать эту боль как свою.
Александра Колымагина
Существует, вероятно, немало определений патриотизма. Я всё же предложу здесь своё: «Патриотизм – это цельное и настойчивое чувство любви к своей родине, с готовностью жертвовать ей, делить невзгоды, но со служением не угодливым, не поддержкою несправедливых притязаний, а откровенным в оценке её пороков, грехов и в раскаянии за них».
Патриотизм – чувство органическое, естественное, оно не требует никаких оправданий, обоснований. Он – достояние многих стран, в том числе всех европейских; патриотизм – начало, объединяющее народ и никак не отделяющее от человечества. Другое дело, что, как всякое человеческое чувство, он может подвергаться отклонениям, искажениям.
И как не может сохраниться общество, где не усвоена ответственность гражданская, так не существовать и стране – особенно многонациональной, – где потеряна ответственность общегосударственная.
Страна многонациональная в трудные моменты своей истории должна иметь опору в поддержке и одушевлении всех своих граждан. Каждая нация должна иметь убеждённость, что единая защита общих интересов государства – жизненно нужна также и ей.
[ Spoiler (click to open)]* * *
Однако, и приняв понятие [гражданского патриотизма], нельзя упустить патриотизма национального. В странах однонациональных тот и другой – едины суть. В странах многонациональных, как наша, национальный патриотизм есть составная и подкрепляющая часть общегражданского – и горе тому государству, где эти патриотизмы разошлись. К национальному патриотизму применимы те же характеристики, что приведены выше: готовность делить невзгоды, жертвовать, неугодливость служения. И так же естественно и неукоримо – сознание единства со своим народом.
Любовь к своему народу так же природна, как и любовь к своей семье. Нация – это тоже семья, только следующего уровня и объёма; и её тоже скрепляют неповторимые внутренние связи – общий язык, общая культурная традиция, воспоминание об общей истории и задачи её на будущее.
Я говорю тут – о русском патриотизме чистом, любовном, строительном; не о крайнем националистическом переклоне («только наша порода!», «только наша вера!»), не о взнесении своей национальности выше мыслимых духовных вершин, выше нашего смирения перед Небом. И разумеется, не назовём «русским патриотизмом» тот, который заключает малодушный союз со своими уничтожителями-коммунистами.
* * *
Наше национальное сознание впало в летаргию. Мы еле-еле живы: между глухим беспамятством позади и грозно маячащим исчезновением впереди.
Мы – в национальном обмороке.
Когда во всём мире растут настойчивые национализмы – обморок нашего национального сознания отнимает у нас и жизненную силу, и даже инстинкт самосохранения.
С горькой горечью опасаюсь, что после всего пережитого и при ныне переживаемом – участь уклона, упадка, слабения всё более угрожает народу русскому.
* * *
В последнее десятилетие русская культура по-новому искажена тлетворным облучением её – через общественные образцы, через каналы информации и через образование, застигнутое в самый момент очищения от идеологии коммунизма, в момент пересоздания. Разложение школьного образования особо губительно: для русских подростков, да и юности постарше, – перестаёт существовать Россия как духовная сущность и как историческое явление. Но без объединяющего национального чувства мы, русские, – особенно при разбросанности наших пространств – рассосёмся, как безликий этнический материал, как аморфная масса.
Нам возразят, что это опасно – преувеличивать значение наций, национальной принадлежности.
Преувеличивать – мы никак не намерены, ибо твердо ощущаем выше неё – мерку Неба. Мало того: мы полагаем, что и преувеличивать значение личности до выросшего ныне культа «прав человека» – не менее губительно для исторического развития: и над личностью тоже высятся инстанции духовные. Однако этот культ, доходящий уже до назойливости, не вызывает ничьего упрёка.
...Ныне Россия преломлена не только духовно, она подорвана и телесно. Ещё в начале XX века мы были в мире вторым по численности государством. Но весь XX век шло множественное уничтожение русских: в японскую и в Первую Мировую войну; и от коммунистического геноцида; и от непосильных жертв в советско-германской; и от нынешнего голодного вымаривания по миллиону в год. А в ходе этого вымаривания, становясь всё разреженнее и в упадке духа, мы тем меньше имеем шансов возродиться.
Мы стряхнули с себя коммунизм, но это позднее освобождение обошлось нам ещё новыми утратами – так что заколебалось и наше будущее. Не закроем глаз на глубину нашего национального крушения, которое не остановилось и сегодня. Мы – в предпоследней потере духовных традиций, корней и органичности нашего бытия. Наши духовные силы подорваны ниже всех ожиданий.
Но не будем смиряться с упокойными песнями, что-де, значит, миновал период нашей «пассионарности» и от нас уже нечего ждать. Не будем и уповать, что прикатит какое-то чудо и «само собой» нас спасёт. Все мы – и есть Россия. Мы её – такою сделали, нам её – и вытягивать. Чтобы XXI век не стал последним столетием для русских – мы должны найти в себе силы и умение сопротивляться распаду уже сейчас, и чем напорней разрушают нашу жизнь – тем напорней бы и сопротивляться.
* * *
Давние черты русского характера – какие добрые потеряны, а какие уязвимые развились – они и сделали нас беззащитными в испытаниях XX века.
И наша когдатошняя всеоткрытость – не она ли обернулась и лёгкой сдачей под чужое влияние, духовной бесхребетностью? Не она ли обнажилась и во внутренней неслитности, расчуждённости средь нас самих? так горько сказалась недавно на отталкивании наших беженцев из республик. Поражает это бесчувствие русских к русским! Редко в каком народе настолько отсутствует национальная спайка и взаимовыручка, как отсутствует у нас. Может быть – это только нынешний распад? или свойство, врезанное в нас советскими десятилетиями? Ведь были ж у нас веками дружнейшие братские артели, была живая общинная жизнь, может быть, это восстановимо?
Между тем нам мало только лишь восстановить народное здоровье. По высокой требовательности наступающего электронно-информационного века нам – чтобы что-то значить среди других народов – надо суметь перестроить характер свой к ожидаемой высокой интенсивности XXI столетия. А мы за всю свою историю – ой не привыкли к интенсивности.
Русский характер сегодня – весь закачался, на перевесе. И куда склонится?
* * *
Кажется, изложение уже давно требует уточнить: кого мы понимаем под словом «русские». До революции слово это употреблялось как соединённое название трёх восточно-славянских народов (великороссов, малороссов и белорусов). После революции – взамен упразднённых великороссов. (Отупение в собственном языке уже давно увело нас от выразительных слов «руссы», «русичи», а именование «великороссы» нам теперь и не по шапке.) По содержанию же мы понимаем под этим словом не непременно этнически русских, но тех, кто искренно и цельно привержен по духу, направлению своей привязанности, преданности – к русскому народу, его истории, культуре, традициям.
В конце 1919, в предгибельном отступлении Добровольческой Армии, генерал Пётр Врангель воззвал к ней: «С нами тот, кто сердцем русский». Точнее не скажешь. Национальность не непременно в крови, а в сердечных привязанностях и духовном направлении личности. Это особенно влиятельно сказалось на составе народа русского: веками быв в государстве народом [объемлющим], он становился также и [творимой нацией]: многие из тех иноплеменников, кто состоял на российской государственной службе или жизненно, надолго окунался в русскую культуру и быт, – становились подлинно русскими по душе.
* * *
Требовательная современность (от которой мы всё отстаём и отстаём) диктует нам не просто задачу возрождения растерянных ценностей, но куда более сложную задачу построения новой России, ещё никогда не бывавшей. А значит, прежде всего через школьное воспитание, без которого не вырастет и новая интеллигенция.
Такую новизну являет собой, например, задача школьного преподавания отечественной истории. Дореволюционные гимназические учебники тоже ведь сильно лакировали века предшествующие, а на подступе к современным затаивались, не дойдя двух последних царствований. Что ж говорить о грубом корёженьи истории в учебниках советских. И теперь сумеем ли – и успеем ли через новый вихрь проектов безответственных и с искажениями [модификаций] – открыть юношеству нашу отечественную историю в полноте объёма и непредвзятой правды? Возможны хрестоматии не только по русской литературе, но и с отрывками исторических документов, но, для старших классов, и с обильными выдержками из русских мыслителей, и XX века также. Конечно, в программах такой школы не может не найти последовательного отражения роль православия в нашей истории и культуре.
При нынешнем упадке нашем – никак не дать сейчас уверенного прогноза, что у нас хватит настояния создать столь необходимую школу. Однако если не создадим, если не выведем наших детей из опасностей бессвязного, тёмного сознания, пронизанного жгучими искрами языческой жестокости и наживной страсти любой ценой, – это и будет конец русского народа и русской истории.
* * *
Сохранимся ли мы физически-государственно или нет, но в системе дюжины мировых культур [русская] культура – явление своеобычное, лицом и душой неповторимое. И не пристало нам обречённо отдаваться потере своего лица, ронять дух своей долгой истории: мы больше можем потерять дорогого своего, чем приобрести чужого взамен.
Не нынешнему государству служить, а – Отечеству. Отечество – это то, что произвело всех нас. Оно – повыше, повыше всяческих преходящих конституций. В каком бы надломе ни пребывала сейчас многообразная жизнь России – у нас ещё есть время остояться и быть достойным нашего нестираемого 1100-летнего прошлого. Оно – достояние десятков поколений, прежде нас и после нас.
И – не станем же тем поколением, которое всех их предаст.
1998 г.
Journal information