Да, он - великий праведник и чудотворец.
Но он ещё и великий русский православный миссионер.
Несколько цитат:
...
Очевидно, что русская православная Церковь переживала три главных подъема, три периода очищения, просвещения и возрождения, которые имели для нее (и не только для нее) эпохальное значение, хотя и в эти моменты хватало и недостатков, и грехов. Это были периоды светозарных откровений и явлений, прорывов из истории в метаисторию и, следовательно, великих миссионерских подвигов.
Первым таким периодом было время крещения Руси в конце X-XI (XII) веках, вторым — время собирания Руси вокруг Москвы во второй пол. XIV-сер. XV (нач. XVI) вв., третьим — сложное, но блестящее время с (первой пол.) сер. XIX до нач. XX века.
...Второй период связан, в первую очередь, с именем преп. Сергия и его учеников, сосредоточивших в себе но преимуществу внутреннюю (не формально) миссию против «ненавистной розни мира сего» через созерцание Единства Святой Троицы и созидание единства нового народа и государства. Вспоминая этот период, сразу представляешь себе Москву с ее великими князьями и великими митрополитами, обитель Святой Троицы и ее основателя — «игумена земли русской» до сего дня, далее, трудившегося в похвалу ему преп. Андрея Рублева «со товарищи», «хитрого зело» философа Феофана Грека, принесшего «во плоти» иконописи и слова исихастские идеи, «собеседников» преп. Сергия — многочисленных святых основателей русских (в основном северных) монастырей и миссионеров, «премудро» написанные жития, «новый» Иерусалимский устав, монашеское купножитие, Куликовскую битву, тихие, кроткие и при этом истинно аристократические лики русого Спаса — на иконах евангелистов с их символами — на драгоценных евангельских миниатюрах, блистающих в совсем небольших, но удивительно целостных и стройных русских амфорах-соборах.
Если в первый период главный враг, язычество, прямо ассоциировался с единокровными, но еще некрещенными братьями или с близкими соседями, то во второй он олицетворялся или во внешнем народном враге, или в укоренившемся «двоеверии», грозившем, в конечном счете, тем же уничтожением, унижением и насилием.
...Во второй период
Для этого времени прежде всего характерно стремление к расширению внешней русской миссии. Почти все окраины и соседние страны находятся под ее влиянием. Ей «очень способствовала политическая сила и объединение страны около Москвы». (10, с. 138). Однако, именно это обстоятельство, видимо, и мешало ей. Миссии приходилось бороться против политического давления и навязывания своих порядков другим, а наряду с этим еще и с «перегибами на местах». Где это удавалось сделать, там результаты были лучше (Малая Пермь, отчасти лопари), где же нет, там дело чаще всего кончалось очень печально — или переходом во внешне более сильное латинство и преследованием православных (Литва, часть других западных и юго-западных земель, отчасти Водская земля и Карелия), или в принципе безрезультатно (миссия в Монголии и Орде: несмотря на то, что XIII век подавал большие надежды, ни традиционно хорошее отношение ханов к христианству, ни крещение местных людей, вплоть до царевичей, ни чудеса исцеления, ни мученичество не стали семенем христианства). Позже это же направление заложило основы для самой крупной исторической неудачи русской миссии — среди татар и прочих «казанских инородцев» (см. 16).
Крупнейшей фигурой в деле внешней миссии того времени был, конечно, св. Стефан Пермский, просветитель зырян. Нет ни одного историка, который бы не признавал его выдающегося значения. Обладая с детства большими способностями, будучи сыном соборного причетника в Устюге, он рано научился читать и потянулся к книгам. Став в 1365 г. иноком монастыря св. Григория Богослова в Ростове, он задумался над своим призванием и понял, что оно состоит в просвещении христианской верой знакомых ему еще с детства зырян. «В течение 13 лет монастырской жизни он постоянно готовился к замышленному подвигу, изучая греческий язык для перевода священных книг на зырянский язык, составил зырянскую азбуку и перевел наиболее нужные библейские и богослужебные книги» (13, с. 73). Тогда же он собирал топографические и этнографические сведения о пермской земле, стал священником, а отправляясь в путь, получил от епископа антиминсы, миро и благословение на проповедь, а от князя — охранную грамоту (1379 г.). Главным пунктом его проповеди был Усть-Вым, духовный и общественный центр пермской земли. Проповедь шла успешно. Была построена деревянная церковь, уничтожена главная кумирница, срублено священное дерево. Все больше народа приходило к нему и крестилось. И здесь мы встречаемся с интересной для нас подробностью. «Стефан крестил жителей Усть-Выма не таким образом, чтобы тотчас, как изъявили они желание креститься, вести их к реке. Он по возможности приготовил их к принятию христианства, заповедав им в продолжение известного времени ходить к церкви Божией в качестве оглашенных и усердно учив их в это время истинам христианской веры». (7, с. 283). Это уже не только предоглашение, но и настоящее церковное оглашение, которого так не хватало киевлянам и другим русичам с конца X века! Конечно, этому делу нашлись и противники — местные волхвы, выступившие против «московского бродяги» и его новой «московской» веры (они понимали лучше других, что ждет их самих и народ в случае ее принятия). Св. Стефан вступил в состязание в силе веры со старшиной волхвов Памом, который, конечно, проиграл его, не пройдя ни огня, ни воды. Это окончательно решило вопрос веры в Усть-Выме, в результате чего появились уже три христианских храма. «Стольное место земли превратилось из языческого в христианское». (7, с. 285). В связи с этим, св. Стефан открыл при храме училище, «в котором обучал новообращенных грамоте, письму, знанию Псалтири, Часослова, Осмогласника и церковному пению, переписыванию богослужебных книг и подготавливал кандидатов во священство». (2, с. 53). Всего только за четыре года своей благодатной и сугубо бескорыстной деятельности св. Стефан так распространил христианство, что стал вопрос об особом епископе, которым и был поставлен сам же св. Стефан в 1383 г., получив посвящение от Московского митрополита Пимена. По возвращении в Усть-Вым он устраивает монастырь (Архангельский) и еще более ревностно миссионерствует, воздвигает новые церкви и новые монастыри, добивается того, что сам народ очищает страну от язычества и двоеверия. Последнее было сделано тонко и мудро. Под конец своей жизни св. Стефан созвал к себе представителей народа и сказал им: «До сих пор я обращался с вами, как с младенцами в вере, теперь хочу испытать, пришли ли вы в возраст мужей; покажите мне от дел ваших веру, действительно ли вы крепко веруете: кто хочет показать себя более всех других истинным христианином и более всех других любящим меня, тот пусть найдет таимые кумиры — у себя ли в дому или у своего соседа и где бы то ни было, пусть принесет их в народное собрание и уничтожит своими руками, — кто сделает это, того я пред всеми объявлю моим другом, возблагодарю и одарю». (Епифаний Премудрый. «Житие св. Стефана Пермского», Изд. Археографической Комиссии, 1897, с. 75).
Св. Стефан заботился и о внешнем благосостоянии паствы — привозил хлеб из Вологды и Устюга и раздавал во время голода, ездил к великому князю в Москву с ходатайством о нуждах и льготах зырян, заступался за притесняемых от тиунов и бояр, жаловался новгородскому вечу на опустошительные набеги новгородской вольницы, из архиерейской казны выдавал милостыню беднякам и т. д. Так прошли 13 лет его епископства. Умер «отец пермян» в 1396 г., крестив и укрепив в вере почти всю старую (малую) Пермь по рекам Вычегде и Выми.
«Немногие из проповедников христианства на Руси столь мудро знали свое дело и прочно закладывали его основание». (2, с. 53). «Как бы то ни было, во всяком случае, апостольское дело св. Стефана, состоявшее в крещении целого народа, представляет собою истинно замечательное дело ... он достиг того, что заставил их [зырян] отказаться от язычества и принять христианство единственно силою убеждения, без всякого и без малейшего участия принуждения» (7, с. 292).
На полтора столетия позже подобную же деятельность, только может быть в меньших масштабах, развил среди лопарей преп. Феодорит (ок.1480-ок.1577). Он также изучил их язык, учил грамоте и переводил христианские молитвы. Оглашал и оглашаемых крестил сам. Будучи изгнан за строгость иноками своего миссионерского монастыря Св. Троицы (в устье реки Колы), он все же еще два раза приезжал для укрепления лопарей в вере и новых крещений (см. 10, с. 136).
Однако картина развития русского миссионерства во втором периоде будет принципиально неполная, если мы не коснемся основного корня, питавшего в то время все лучшее во внешней миссии, т.е. если мы не обратим внимания на миссию внутреннюю.
«В рассматриваемый период важное значение в истории апостольского служения Церкви сыграла Лавра преподобного аввы Сергия, игумена Радонежскою... В XIV-XV веках Лавра стала центром книжности и учености, а ее ученики уходили в необжитые края Северо-Восточной Руси, чтобы устроить новые обители, нести свет Христов и проповедовать слово спасения» (2, с. 53). Правда, важно еще заметить, что ученики преп. Сергия не только уходили на Северо-Восток, создав там «северную русскую Фиваиду» и проповедав слово Божие в тех местах. Они покрыли густой сетью монастырей и территории, ближайшие к новому духовному, культурному и политическому центру — Москве, а также в большой степени определяли саму духовную и прочую жизнь Москвы. При этом необходимо вспомнить и одного из величайших московских святителей — митр. Алексия, также лично связанного с преп. Сергием. Он был одним из тех немногих, кто мог решиться на новый перевод (справу) священного писания (хотя и части), он тоже был основателем монастырей и чудотворцем-целителем. Все это не могло не иметь миссионерского значения само по себе. Другой вопрос — дали ли различные обстоятельства долго этим делам святых плодоносить?
Но вернемся к центральной фигуре преп. Сергия (1320-1392) и его делу. Он ввел в монастырях общежительный устав, с ним же связан переход всей нашей Церкви на Иерусалимский [Палестинский] устав. Он, борясь всю жизнь, как мы уже упоминали, против «ненавистной розни мира сего», благословил могучий подъем духовного творчества, еще небывалый на Руси. Его имя почтительно произносилось в Константинополе, его ученики составили целую духовную традицию, имеющую общехристианское значение.
И все же главным делом преп. Сергия и его учеников было основание монастырей. Вот как оценивает это явление в подходящем для нас миссионерском ключе о. Александр Шмеман: «"Социологи" и "экономисты" настаивают на колонизаторском и просветительном значении огромной сети монастырей, основанных его [преп. Сергия] учениками и продолжателями. Но, конечно, не это главное в нем, а тот "абсолютизм" христианства, тот образ совершенного преображения человека Духом Святым, устремление к горнему, к высшему, "жизнь в Боге". Это сделало преп. Сергия средоточием русского православия... За полтора века в ней [Северной России] было создано до 180 обителей, явлено великое множество святых. Монастырь становится — в эпоху тьмы и варварства — центром духовного влияния на все общество... Изучая религиозную жизнь того времени, видишь, прежде всего, именно поляризацию, психологическое противостояние — грешного мира и монастыря. Наблюдаешь поляризацию самой религиозной жизни ... И вот среди всего этого мрака и упадка — чистый воздух монастыря, свидетельство о несомненной возможности раскаяния, обновления, очищения. Монастырь — не увенчание христианского мира, а, напротив, его внутренний суд и обличение, свет, светящий во мраке». (23, с. 354-356). Чем это не внутренняя миссия? Чем не противостояние "миру сему" в поисках новых поклонников Богу "в Духе и Истине»?
Заканчивая обзор второго периода, надо упомянуть и о деятельности архиепископа новгородского Геннадия, сумевшего впервые на Руси собрать воедино книги Библии. Он также устраивал школу, обучал грамоте. Некоторые (может быть, несколько преувеличенно) даже назвали его школу русским миссионерским библейским обществом, так как из этого общества образованные миссионеры шли на Север и на Восток, имея великое богатство всего собрания священных книг Ветхого и Нового Заветов (2, с. 52).
Journal information