В изменившейся ситуации формы катехизации, превалировавшие в апостольский век, отходили на задний план. Бродячие проповедники, переходившие из города в город, стали играть менее заметную роль и уступили место авторитетным учителям на местах. Комнатой для проведения огласительных занятий служила гостиная, расположенная во многих случаях на верхнем этаже дома (Деян 20:7). Как сообщает церковный историк Евсевий Кесарийский, такую школу (διδασκαλεῖον) в Риме мог открыть любой христианский учитель. Так, например, Иустин Философ пришел в Рим и учил “всякого, приходящего к нему и желавшего узнать слово истины”, в доме некоего Мартина, расположенном около терм[42].
[ Spoiler (click to open)]Непрерывность в передаче учения была чрезвычайно важна. Апостольская преемственность была в первую очередь общением святых, в котором живое предание и епископская власть передавались из поколения в поколение. Так, например, величайший богослов II в. св. Ириней, епископ Лионский (ок. 130 – ок. 200), будучи еще мальчиком, внимал проповедям св. Поликарпа, епископа Смирнского (ок. 69 – ок. 155), который в свою очередь сидел у ног св. Иоанна Богослова. Ириней вспоминает:
Я помню события тех дней более отчетливо, чем произошедшие недавно, ибо то, что мы узнаем, будучи детьми, растет в душе и соединяется с нею. Я могу описать даже то место, на котором блаженный Поликарп сидел и рассуждал, как он приходил и уходил, характер его жизни, его фигуру, его разговоры с людьми. О том, как он рассказывал о своей беседе с Иоанном и прочими, кто видел Господа, как он вспоминал их слова, и о том, что они рассказывали ему о Господе, и об их чудесах, и об их учениях, и как Поликарп получил их от свидетелей Слова Жизни, и как он передал все, согласно Писаниям. Даже тогда я слушал об этих вещах с большим желанием, по данной мне милости Божьей, и делал заметки о них, но не на бумаге, а в сердце. И всегда, по благодати Божьей, я размышлял о них[43].
Так как события жизни Спасителя были в недавнем прошлом, а канон Священного Писания во II в. еще не сложился окончательно, устная традиция играла немалую роль при передаче апостольского учения. Папий, епископ Иерапольский (60–130), подчеркивает важность живой церковной памяти:
Когда приходил кто-либо из последователей старцев, то я спрашивал его о том, что рассказывали Андрей или Петр, или Филипп, или Фома, или Иаков, или Иоанн, или Матфей, или любой другой из учеников Господних, и о том, что говорил Аристион, или пресвитер Иоанн. Ибо я считал, что знания, полученные из книг, не помогут мне так, как то, что сообщается живым и пребывающим голосом[44].
Тот факт, что беседа со святыми играла важнейшую роль в христианской жизни вообще и в катехизации в частности, совершенно оставлен без внимания в современных исследованиях по истории катехизации. Два первых систематических катехизиса, дошедших до нас из послеапостольской эпохи, – “Учение двенадцати апостолов” (“Дидахе”) и “Послание Варнавы” – советуют искать ежедневного общения со святыми[45]. “Послание Варнавы” прибавляет: “Люби как зеницу ока того, кто изъясняет тебе слово Господне” (19.9). Отношение между учителем и учениками было глубоко личным. Оно было основано на доверии, искренности, не терпящей двоедушия, взаимном служении и делах любви.
Важнейшим толчком на пути в Церковь был пример святых: пример христианской любви и сострадания, пример мучеников, который так поразил самого Иустина. Некоторые, может быть, приходили поглазеть на то, как звери в амфитеатре будут раздирать христиан, а уходили глубоко потрясенные непоколебимостью их веры. По словам императора Антония Пия в фильме по мотивам пьесы Бернарда Шоу “Андрокл и лев”, “каждый раз, когда один христианин умирает на арене, двое новообращенных покидают амфитеатр”. Путь в Церковь, как в тогдашнем языческом обществе, так и в сегодняшнем, был для взрослого человека глубоко индивидуальным.
Рис. 9. Надпись на надгробии: «/Здесь/ почиет Виктор, катехумен, двадцати лет, девственник, раб Господа Иисуса Хр[иста]». Кладбище общины Ипполита по Тибуртинскому пути. III в.
Удивительная сила и притягательность Благой Вести заключалась в силе и притягательности Христа и в продолжающемся благодатном действии Святого Духа. Личность Христа, Его любовь, Его крестная жертва, весть о Его воскресении и о грядущем суде над миром были для язычников либо чем-то глубоко отталкивающим и чуждым, либо потрясающим до основания все их существо. Христианство мучеников и исповедников не было пресным. Кровь мучеников, по словам Тертуллиана, была семенем христианской веры. Церковь росла и пополнялась новыми членами, вдохновленными примерами мучеников[46]. О том, что пример мучеников был для катехуменов сильнее слов, свидетельствует сирийский документ III в. “Учение апостолов” (Didascalia Apostolorum, не путать с “Дидахе”!):
Если будем призваны к мученичеству, то будем же сохранять веру во время допросов, и терпеть страдания, и радоваться, когда обижают нас, и не будем печалиться, когда нас преследуют; ибо, поступая так, мы не только сами избежим адские муки, но и покажем пример новопросвещенным и катехуменам (τοὺς νεοφωτίστους... καὶ τοὺς κατηχουμένους)[47].
“Апостольское предание” делает оговорку, что в том случае, если катехумены были схвачены за исповедание Христа и преданы смертной казни, сама их мученическая смерть была крещением кровью[48]. Так как катехумены назывались христианами еще до принятия крещения, они попадали в списки преследуемых наряду с верными. О том, что такие случаи действительно были, свидетельствуют деяния мучеников. Так, например, “Мученичество Перпетуи и Фелициты” повествует об обстоятельствах смерти “молодых катехуменов” Ревоката, Сатурнина и Секундула на арене карфагенского амфитеатра в марте 202 года. Другой мартиролог III в. рассказывает о том, как некий Рогациан Нантский был схвачен и приговорен к смерти за исповедание Христа, еще не будучи крещен[49].
Взято отсюда:
Глава вторая. Чудом сохранившиеся фрески: приготовление ко крещению в римской и Североафриканской церквах (середина II - начало III века)
Journal information