ЕСТЬ ЛИ РЕЛИГИЯ ПОСЛЕ АТЕИЗМА?
Во что верят россияне, 30 лет изучал культуролог Михаил Эпштейн
Молодежь, которая взрослела в 1990-х, может помнить довольно известную тогда песню «Русское поле экспериментов». Бесконечно длинный, эклектичный и грубый её текст выражал простую мысль: наша отмороженная действительность - это плод непрекращающегося эксперимента человека над самим собой.
ХХ век стал полигоном, на котором мир обрел действительный опыт умирания всего святого. Советская эпоха нашей страны начиналась с принципа тотального разрушения старого для строительства нового. В это «старое» попало и высокое, и духовное, и то, что называется религией, и то, что называется верой.
Поступательное выхолащивание в человеке живой веры создало уникальную ситуацию - постатеистическое пространство, на котором зародились новые формы религиозности. Культуролог Михаил Эпштейн посвятил изучению этого феномена несколько десятков лет, проследив, как трансформировалась вера и религиозность советского человека из 1970-х в верования человека ХХI века.
В культурном центре «Покровские ворота» на презентации своей книги «Религия после атеизма. Новые возможности теологии», где собраны плоды этого многолетнего исследования, автор рассказал о «бедной вере» и атеистической теократии.
«После многолетнего атеизма религия не может возродиться в тех же самых формах, что была до него, - сказал Михаил Эпшейн.- Произошло то, что можно называть воскресением религии, и мы об этом знаем из опыта воскресения Христа. Евангелие говорит, что воскресение совершается в иной плоти, нежели та, что была до смерти. Данные последних социальных исследований, в которых участвовало 57 тысяч человек, показали, что в России сложилась совершенно уникальная религиозная ситуация. К православию себя причисляет только 41 % верующих. Этот показатель намного ниже официальной статистики, так как здесь исключены люди, считающие себя православными по национальному признаку. При этом 27 % опрошенных относят себя к «внеконфессиональным верующим», а среди студенческой молодежи доля таковых составляет 46 %.
Эти проценты, то есть несколько миллионов человек, по Михаилу Эпштейну, являются носителями так называемой «бедной религии». «Бедная религия» или «бедная вера» были названы так по аналогии с «бедным театром» польского режиссера Ежи Гротовского. Это был театр без сцены, переодевания, масок и даже без актеров в привычном понимании - оставался только человек, проживающий перед другими полную жизнь. То есть «бедная вера» - это вера, которая не нуждается «ни в книгах, ни в храмах, ни в объединениях». Это некоторая вера в душе, которая определяется личным общением с Богом-Творцом и не предполагает выхода вовне.
Первые явные признаки этого феномена, по наблюдению Михаила Эпштейна, появились в 1970-е годы, когда на дворе было еще вполне себе темно и холодно. Но вдруг, под влиянием общей оттепели во многих стала проявляться заглушаемая ранее религиозность. Представьте себе молодого человека, в котором вдруг проснулась вера, вдруг он услышал голос Кого-то, почувствовал вкус иного бытия. Что ему было с этим делать? При том, что в смысле духовности в стране по-прежнему была ледяная безбрежная пустыня. И у людей не было никакой возможности что-то узнать. Прикоснуться к подлинной традиции удавалось только некоторым, которые прикладывали в этом направлении особые усилия.
«Уже тогда во многих произведениях искусства появились черты новой "бедной религии", - говорит Михайил Эпштейн, - молится какому-то богу Венечка Ерофеев, Булат Окуджава поет о Боге, не принадлежа к церкви - да и принадлежать было особенно не к чему».
Атеизм сыграл роль катка, который уравнял все конфессии и создал свою категорию верующего, не помнящего о своих духовных корнях. Так что «бедная вера» - производная от массового атеизма. Три поколения людей были отлучены от вероисповедальных институтов. Человек не имел никаких представлений о церкви. Он, может быть, и пытался прийти в церковь или синагогу, но ему там оказалось тесно. Тотальное подавление религиозности апофатически создало категорию верующего, который не может себя никак идентифицировать в рамках существующих конфессий.
Михаил Наумович заключает, что «бедная вера» - феномен характерный для России, но подобная категория верующих есть и в других странах. Ее носители - люди, разочаровавшиеся в церкви как институте. В современной России категория «верующих вообще» растет именно за счет этого фактора.
«Людей ищущих, тонких отпугивает агрессивность, враждебность церкви по отношению к другим конфессиям, - говорит Михаил Эпштейн, - пугает фундаментализм и нетерпимость, которые зачастую принимаются за лицо церкви. В "бедной вере" главное - это отношения между человеком и Богом, а не между прихожанами одной церкви. "Бедная религия" не воюет с христианством, она не приемлет конфессиональных и клерикальных форм его проявления».
Так кто же такие эти «бедные верующие»? Описывая самоощущение подобных людей, Михаил Эпштейн приводит примеры Льва Толстого, Леонида Андреева и Григория Померанца, глубоко знающих культуру, церковные традиции и выбравших некий иной путь ответственно. Но можно ли подобное сказать об этих процентах наших современных сограждан? Как правило, этот третий, срединный путь между церковной верой и атеизмом - путь наименьшего сопротивления. Одновременно люди «бедной веры» - это одиночки, они не ищут друг друга, не создают общин, то есть не выходят на глубину общения. И не создают предпосылок к этому. И вопрос здесь не в отказе от оформления или организации своей «бедной веры», но в том, сколько нужно времени, чтобы догматизировать эту «бедную религию» или, как часто говорят, «веру в душе» в стремлении расширить зону собственного комфорта в этом предельно разобщенном мире.
Елена КУДРЯВЦЕВА
Фото: Николай ТОКАРЕВ
ИА "Кифа"
Journal information