В понедельник 2 сентября вся страна перешла на новый рабочий ритм. Тысячи детей нацепили белые банты, вооружились цветами и штурмом пошли в школы. Реки городских улиц заткнулись пробками. Обычно молчаливый сосновый лес в тридцати километрах от Твери, рядом с селом Медное в этот день ожил. Полиция, военные, штатские. Машины, микрофоны, свечи. Мелькают польские и русские мундиры. Что случилось? Семьдесят лет назад в эту землю легли тысячи военнопленных поляков. 6300 человек были расстреляны за полтора месяца. А русские тысячи ложились рядом в годы сталинского террора. Ровно тринадцать лет назад здесь открыли мемориальный комплекс.
- Я работаю здесь пять лет и каждый год веду церемонии. Ничего не меняется, кажется, с самого начала. Открытие было в 2000 году, сейчас, соответственно, тринадцатая годовщина. Сценарий отработан и даже немного упрощен. - Иван Цыков работает научным сотрудником мемориала. - Не вижу большой разницы: проводить это более пышно или менее. Вопрос в том, кто и с какими мыслями сюда приходит.
Сюда не приходят. Сюда приезжают. От автобусной остановки нужно ещё пару километров идти пешком. Но по случаю годовщины заказаны автобусы. В одном из них - белом микробасе марки Mercedes - до места добирались и мы. Дорогой все было спокойно. Две бабули впереди грызли яблоки. Соседка справа листала каталог с косметикой. Старички на первом ряду громко обсуждали дачные дела. На коленях одной старушки трепыхался скромный букет. Один пион совсем сломался, и она придерживала бутон рукой. Когда мы уже свернули с шоссе в сторону Медного, выглянуло солнце. У дороги в последнем танце мелькала пара бабочек. Кто-то тихо протянул:
- Сооооолнышко.
Дорогие паны, повернитесь
В лесу под этим солнышком уже 73 года в 25 братских могилах лежат 6300 польских солдат и офицеров, которых по решению ЦК ВКП(б) №794/5 от 5 марта 1940 года расстреляли без вины и поэтому без суда. Медное - это один из полигонов известного катынского дела. Когда вскрылась польская история, за ней выяснилось, что здесь же захоронено 5000 репрессированных калининцев. Долго тянули кота за хвост, но по настойчивым требованиям и при мощной финансовой поддержке польского государства мемориал все же был открыт.
Народ стекался к памятнику на российской части комплекса. Это большой изогнутый гранитный крест, упавший на холм с аккуратно причесанной травой. Сверху на крест взвален огромный валун. Вдоль каменных линий креста стояли зажженные лампадки. Местный священник - отец Игорь - готовился служить панихиду. Неподалеку группа школьников. Нарядные, только с линейки, стоят со свечками. Вокруг на стульях расположились родственники репрессированных. Это официальное общество «Достоинство». Они каждый год приезжают сюда вспоминать и плакать. Одна из них привстала со стула и кликнула военным:
- Дорогие паны, повернитесь! Я буду вас фотографировать. У меня здесь отец лежит. Его с трех лет забрали. Я вас сейчас сфотографирую, а за вами как будто папа стоит. Прямо за спиной.
Поляки встают стройно. Она делает несколько кадров и опускается на место. Тяжелый большой парик, массивные очки, безразмерное пончо, серебристая «мыльница» в руке и ламинированное фото отца висит на груди. Таких немного.
Иван объявляет митинг открытым и говорит вступительное слово. Потом хор запел панихиду. Отец Игорь читал молитвы и кадил упавшему кресту. Рядом со мной стояла бабушка, плакала и молила Бога, чтобы Тот помянул убиенного Михаила. Школьники с застывшими лицами смотрели на свечи. Между деревьями сновал десяток фотографов. Ещё пара человек перекрестилась. Остальные молчали.
Читать далее
Journal information