И вывод в конце - правильный о том, что делать нам, христианам.
Оригинал взят у
Грех – это бич для души. Любой грех. Есть грехи - ржавчина, которые разъедают душу и могут со временем привести её к гибели. А есть грехи – кинжалы, одно ранение которых приводит к смертельному исходу.
Жил человек, жил, а потом раз – а в глазах пустота, нет жизни в глазах.
- Что случилось?
- Ничего.
- Но ты так изменилась.
- Я?
- Да.
- Не знаю… Всё в порядке.
- Точно?
- Слушай, отстань.
- А как твой молодой человек?
- Ааа… В прошлом… – молчит. - Я вообще поняла, что это не моё.
- Что не твоё?
- Да – всё. У меня появилась подруга.
Резко вскидывает голову и смотрит тяжелым взглядом:
- Близкая подруга, понимаешь?
Я не могу понять: мне больно. Но я киваю. И невольно замолкаю.
- Есть разные люди. Мы все разные. Может, я родилась такой? И это моё право! Зато теперь у меня есть кто-то, кто меня понимает. С кем мне хорошо.
Ком подкатывается к горлу. Меня начинает мутить.
- Ты что меня осуждаешь?
Надо сесть.
- Прости…я.. просто, это очень неожиданно…
- Я знала, что ты меня не поймешь…
Теперь я замолкаю надолго.
Мы часто встречаемся, здороваемся, немного болтаем, но обе держим дистанцию. Она худеет, стрижет волосы, становится жестче. Мне кажется, что-то в ней перегорает, рушится и мертвеет, но я молчу – возможно, это лишь моё воображение. Возможно, я действительно, просто несовременный человек. Отсталый. Я не могу судить.
А она умирает.
Жил человек, жил, а потом раз – а в глазах пустота, нет жизни в глазах.
- Что случилось?
- Ничего.
- Но ты так изменилась.
- Я?
- Да.
- Не знаю… Всё в порядке.
- Точно?
- Слушай, отстань.
- А как твой молодой человек?
- Ааа… В прошлом… – молчит. - Я вообще поняла, что это не моё.
- Что не твоё?
- Да – всё. У меня появилась подруга.
Резко вскидывает голову и смотрит тяжелым взглядом:
- Близкая подруга, понимаешь?
Я не могу понять: мне больно. Но я киваю. И невольно замолкаю.
- Есть разные люди. Мы все разные. Может, я родилась такой? И это моё право! Зато теперь у меня есть кто-то, кто меня понимает. С кем мне хорошо.
Ком подкатывается к горлу. Меня начинает мутить.
- Ты что меня осуждаешь?
Надо сесть.
- Прости…я.. просто, это очень неожиданно…
- Я знала, что ты меня не поймешь…
Теперь я замолкаю надолго.
Мы часто встречаемся, здороваемся, немного болтаем, но обе держим дистанцию. Она худеет, стрижет волосы, становится жестче. Мне кажется, что-то в ней перегорает, рушится и мертвеет, но я молчу – возможно, это лишь моё воображение. Возможно, я действительно, просто несовременный человек. Отсталый. Я не могу судить.
А она умирает.
- Церковь? Что знают в церкви о любви? А ведь Бог – есть любовь. Он вложил в нас это чувство. Почему я должна осознавать себя виноватой перед Ним? Чем я хуже других? – она обрушивает на меня свою ненависть. – Вы все считаете себя праведниками. А я – грешница. И что?
- А ты не хочешь иметь детей? – перевожу я разговор.
- Детей? Нет! Зачем?
- А в старости останешься одна?
- Может, я не доживу до старости.
И снова – резкий взгляд-вызов.
Грех – это борьба человека с Богом. Поединок с собственной совестью. Если мы одолеваем свою совесть, мы жжем за собой мосты. Теперь можно выдумать любую ложь и жить спокойно. Или спокойно искать смерти.
«Меня такой сотворил Бог. Это Его вина.»
Несколько лет я жила в Америке. Это страна двойных стандартов свободы. «Однополые отношения – прекрасно!» « У Вас третий ребенок? – ужас, Вы плодитесь как кошка!» - люди приветливы и добродушны, но многие либо смертельно одиноки, либо просто мертвы. Почти единственные оазисы жизни – приходские общины.
Да ещё сохранили свет в глазах – маленькие народности: алеуты, эскимосы, индейцы. Они до сих помнят, что такое жизнь: что Бог сотворил человека, сделал его хозяином над животными, так что теперь звери кормят человека, а человек призван о них заботится; что жена дана мужу в помощницы и её спасение заключается в том, чтобы рожать и воспитывать детей – столько, сколько пошлет ей Господь; что кормит человека земля, и труд ему дан на пользу. И это простое знание о жизни, они передают из поколения в поколение. И в этом знании их небывалая свобода. Возможно, оттого и ведется активная политика спаивать эти народности, обрекая их на вымирание. Но речь сейчас не о том.
Как-то я гостила в одной алеутской деревне. На праздничном мероприятии в местной школе меня познакомили с учительницей средних классов – американкой Мисс N. Мисс N очень обрадовалась встрече с человеком «с континента» и пригласила меня к себе на обед.
За обедом мы оживленно обсуждали Америку, образование, современных детей и наши жизни.
- Мой контракт со школой заканчивается летом. Вряд ли я буду его продлевать. – поделилась учительница. – Здесь так одиноко… А в дома – меня ждет подруга. Вы понимаете?
Я быстро кивнула.
- Мы с ней уже давно вместе живем. У нас все серьезно. Я скучаю. Здесь меня никто не понимает… даже поговорить не с кем. А вы…
- У меня есть друг. – снова быстро отозвалась я.
Теперь кивнула она.
- Ну и как тебе Мисс N? – спросила меня бабушка-алеутка, опекавшая меня в деревне.
- Мы хорошо пообедали.
- Аааа
- Почему ты спрашиваешь?
- Так…
В деревне знали о предпочтениях учительницы, её открыто не осуждали, не кидались в неё камнями или тухлыми яйцами, её уважали в школе. Но за пределами школы о ней будто забывали.
«Ненавидь грех, но не самого грешника.»
Летом учительница покинула деревню.
- А ты не хочешь иметь детей? – перевожу я разговор.
- Детей? Нет! Зачем?
- А в старости останешься одна?
- Может, я не доживу до старости.
И снова – резкий взгляд-вызов.
Грех – это борьба человека с Богом. Поединок с собственной совестью. Если мы одолеваем свою совесть, мы жжем за собой мосты. Теперь можно выдумать любую ложь и жить спокойно. Или спокойно искать смерти.
«Меня такой сотворил Бог. Это Его вина.»
Несколько лет я жила в Америке. Это страна двойных стандартов свободы. «Однополые отношения – прекрасно!» « У Вас третий ребенок? – ужас, Вы плодитесь как кошка!» - люди приветливы и добродушны, но многие либо смертельно одиноки, либо просто мертвы. Почти единственные оазисы жизни – приходские общины.
Да ещё сохранили свет в глазах – маленькие народности: алеуты, эскимосы, индейцы. Они до сих помнят, что такое жизнь: что Бог сотворил человека, сделал его хозяином над животными, так что теперь звери кормят человека, а человек призван о них заботится; что жена дана мужу в помощницы и её спасение заключается в том, чтобы рожать и воспитывать детей – столько, сколько пошлет ей Господь; что кормит человека земля, и труд ему дан на пользу. И это простое знание о жизни, они передают из поколения в поколение. И в этом знании их небывалая свобода. Возможно, оттого и ведется активная политика спаивать эти народности, обрекая их на вымирание. Но речь сейчас не о том.
Как-то я гостила в одной алеутской деревне. На праздничном мероприятии в местной школе меня познакомили с учительницей средних классов – американкой Мисс N. Мисс N очень обрадовалась встрече с человеком «с континента» и пригласила меня к себе на обед.
За обедом мы оживленно обсуждали Америку, образование, современных детей и наши жизни.
- Мой контракт со школой заканчивается летом. Вряд ли я буду его продлевать. – поделилась учительница. – Здесь так одиноко… А в дома – меня ждет подруга. Вы понимаете?
Я быстро кивнула.
- Мы с ней уже давно вместе живем. У нас все серьезно. Я скучаю. Здесь меня никто не понимает… даже поговорить не с кем. А вы…
- У меня есть друг. – снова быстро отозвалась я.
Теперь кивнула она.
- Ну и как тебе Мисс N? – спросила меня бабушка-алеутка, опекавшая меня в деревне.
- Мы хорошо пообедали.
- Аааа
- Почему ты спрашиваешь?
- Так…
В деревне знали о предпочтениях учительницы, её открыто не осуждали, не кидались в неё камнями или тухлыми яйцами, её уважали в школе. Но за пределами школы о ней будто забывали.
«Ненавидь грех, но не самого грешника.»
Летом учительница покинула деревню.
Сейчас и в Россию ворвались либеральные настроения. Многие возопили о своих скелетах в шкафу. В ответ послышались то рукоплескания, то брань.
Содомский грех – страшный грех, приводит к смерти души, но он не намного страшнее грехов блуда и прелюбодейства - а много ли из нас, христиан, абсолютно свободных от этих грехов? Если честно?
Лот, когда жил в Содоме - никого не осуждал, он "мучился душой" и остался чист сердцем и цел телом. "А праведного Лота, утомленного обращением между людьми неистово развратными, Бог избавил, ибо сей праведник, живя между ними, ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные" (2 Петра, 2.7) Может, нам стоит последовать его примеру? Не осуждать, не кичиться, а мучаясь сердцем, обратиться к Богу за помощью и избавлением?!
Journal information