 | |
| Ольга Седакова: Этика, из нее политика Доклад (в сокращении), прочитанный на недавней конференции "Запад и Восток: кризис как испытание и как надежда" в Милане |
...
Одним из ужасов советского прошлого был "коллектив". Что делали люди, собранные в большом количестве? Они маршировали, держали изготовленные для них плакаты, портреты, лозунги, выражали поддержку каким-то "решениям партии", шельмовали кого нужно и т.п. Собирались они, понятно, не по своей воле (самое малочисленное собрание по своей воле было под подозрением). Но собравшись, были готовы на все. Войдя в мероприятие коллектива (профсобрание, партсобрание, политбеседу и т.п.), каждый терял лицо. Это был уже не "он (она) лично", он делегировал свою душу "коллективу" и его руководящей силе. Поэтому, кстати, так мало оказался способен советский человек к покаянию: а в чем каяться? Он был, как все. Он "пошел за большинством" (как выразился автор текста трех наших гимнов). "Он лично" ничего не решал. Страшную картину огромных собраний с одним ошалевшим выражением на каждом лице мы видим в многочисленных документальных съемках. За "другого" или за "другое" не заступится из них никто. "Один за всех, все за одного" — одна из заповедей "Морального кодекса строителей коммунизма". Мы читали ее так: "Один за всех — или все на одного". Этим "одним", на которого "все", был обычно самый талантливый, самый порядочный — Пастернак, Сахаров... Единодушное осуждение. Беззаветная преданность. Г.Белль назвал это "причастием буйвола".
Трудно после всего этого кошмара не чураться любого "коллектива", участия в любой общности. Это тяжелая советская травма. Если не хочешь предать себя самого и то, что тебе дорого, беги от любой большой общности.
Вот с чем мы остались после нашего опыта. Постсоветский человек — крайний индивидуалист; таких, может быть, не было в истории. Это один его вариант. Есть и другой. Другой постсоветский человек (вообще говоря, по-прежнему советский, даже если и называет себя теперь "православным") — тот же "коллективист". Он по-прежнему хочет примкнуть к общности, которая снимает с него личную ответственность. И он опять будет со всей убежденностью ("беззаветно", как говорили на советском языке) кого-то клеймить, а кого-то поддерживать: кого решат. Он, как прежде, не потерпит инакомыслия. Ведь иначе мыслят только "враги", "экстремисты" или "купленные". Человек-пограничник: враг не пройдет!
...
Journal information